...за то, что я больше не смогу без упрека смотреть в глаза ветеранам. ...за то, как отвратительны ошибки в грамматике и ударении. ...за то, как сложно становится просто улыбаться. ...за не иначе как зависимость от письменного текста. ...за психологический барьер, мешающий выжить в реальных условиях. ...за кучу слов, инструкций и понятий, по которым я строила планы и которые оказались жизнеспособны лишь в фантазии своих авторов. ...за невозможность надежды или безоговорочной веры без расчета шанса неудачи.
...что можем изменить мир, а на деле - никак не перестанем страдать хуйней. ...что мы не такие, как все, но - хором. ...что добро победит, но ничего не сделали для этого. ...что все возможно, но смеемся над теми, кто ошибается.
Утром первое занятие в автошколе, которого я ждала всю неделю, а я не сплю. Дождь, проливаясь в бесплодной пустыне, заставляет ее расцветать буквально в один миг. Может, я пытаюсь повторить этот фокус при помощи ночи и слез? Сейчас упадет капля - и на секунду погаснет свет, а прямо из пола, подобные фантазиям сюрреалиста, проклюнутся огромные светящиеся бледно-голубым инопланетные цветы... Интересно. Вот я хочу лечь, уснуть и никогда больше не просыпаться. Но так ли легко мне было бы заставить себя уснуть, знай я точно, что для меня не наступит никакого утра? И действительно ли я боюсь того, что однажды могу и рискнуть? Посетила хорошая идея: стоит чаще говорить о самоубийстве вслух, в той или иной форме. Думаю, это должно уменьшить шансы на реализацию... Устала. Просто чертовски устала. Депрессия, она самая... Наверное, есть в психологии какое-то название для данного периода. Это было бы логично. Завтра уже не будет... Нет никакого завтра. Волшебник не прилетит. Карлсон улетел навсегда, держа за подмышки домовенка. Венди выросла и стала шлюхой. Баба Яга тихо скончалась в лесной избушке, проросла корнями и травами, обратилась в огромное дерево. Все кончено. Вот так просто и банально. Никакого волшебного письма, внезапного портала в зеркале. Черт, да пора признать, что даже красиво умереть от рук маньяка тебе тупо не позволит статистика. Ты - не тот, с кем что-то может случиться. Хорошее, плохое, красивая любовная линия, трагический финал...
Шло оно все к черту. Меня зовут Дзи. И я все еще [СИГНАЛ ПРЕРВАН]
Очередная книга, в которую можно влюбиться. По крайней мере, лично мне. Еще с тех пор, как мною была прочитана "Тюрьма" авторства Джона Кинга, я воспылала воистину нездоровой страстью к книгам, в которых ничего (или почти ничего) не происходит. Сюжет довольно прост, пересказать его можно не более чем двумя словами, но книга примечательна не им. К большому сожалению, была проглочена залпом, а оторваться ради реальности от нее удавалось лишь в состояние транса. 90% книги составляют размышления главного героя, 8% - диалоги, 2% - действия. Нет, пожалуй, зря я решила написать о ней. Художественное восприятие: некоторые вещи (картины, книги, игры, музыка и так далее) могут быть просто красивыми, без сакрального смысла и рациональных причин. Скажу лишь, что от чтения получила удовольствие. По меньшей мере.
В моей жизни в период особой киномании был отрезок времени длиной в несколько месяцев, когда я смотрела исключительно арт-хаус. Особенно сложным был выход из этого отрезка: все "нормальные", полноценно развернутые, обоснованные и законченные сюжеты казались скучными и банальными. Мне казалось, что с книгами начинается то же самое, но есть разница. Если мне не столь приятен язык автора, я считаю недостаточно развернутой атмосферу или есть какие-то другие причины, то я жду от книги хотя бы интересной развязки. Раз не получилось рассказать об этой, расскажу о другой. По соцсетям ходит список, озаглавленный: "Книги, которые стоит прочитать хотя бы ради названия" или нечто подобное. В данном списке есть произведение "Сонные глазки и пижама в лягушечку". Признаться, я обрадовалась, увидев там данный предмет, подумала: "Она у меня даже скачана. Это у меня есть, это я могу..." Не доверяйте подобным спискам. Серьезно. Интимные подробности справления нужды, излишне подробные описания секса, ни одного приятного (в любом смысле) персонажа, нулевая атмосфера, никакого смысла. Нет, возможно, кому-то и понравится, но мне не понравилось. Если "Фосфор" доставил удовольствие и имеет все шансы через некоторое время быть перечитанным, то по поводу "Глазок" смело могу сказать, что ничего бы не потеряла в жизни, оставив данную книгу без внимания. Как-то тоже скудно вышло... ну, да ладно. Допустим, я не в настроении.
9. Почему просто смириться со внутренним хаосом вовсе не проще, чем бессмысленно бороться с ним? 8. Несколько жаль, когда самоубийству мешает исключительно нелюбовь к "легким выходам". 7. Дождь не закончится никогда, вьетнамский синдром неизлечим. 6. Любви нет, счастья нет, мир несправедлив... ну и что с того? 5. Мы готовы простить людям все, кроме наших собственных недостатков. 4. "Почему ты куришь? Это же вредно!" - "Почему ты убил человека? Тебя же посадят!" 3. Стоит вычеркнуть из языка слово "взросление": оно подразумевает развитие только до определенной точки, а после - остановку. 2. Никто никого не спасает. Никто никому не нужен. 1. Мы не сможем. Никто из нас. Нас не для этого создали. 0. Прокуратор я или нет?! Где уже мой яд?!
-1. Почему же ночами, закрывая глаза, я все равно думаю о тебе?
Люди едят других людей. Один человек находит другого человека, осматривает его, заглядывает в зубы. Если, вроде как, все устраивает, то начинается ужин. Поглощение биомассы, накопленной пожираемым за всю его непростую жизнь. Все бережливо накопленные полезные вещества становятся добычей хищника. Парадокс в том, что жертва сама с радостью подставляет наиболее лакомые кусочки, весело посмеивается, шутит, а порой даже сама откусывает достаточно скромные порции от хищника.
Хроника снов вполне себе может стать хроникой безумия...
читать дальшеМое тело было не из плоти, лишь контур, сотканный из теней. Если смотреть краем глаза, то, может, я похож на человека с оторванными крыльями или отростками за спиной. Нас было двое: я и мой напарник. У него неплохое чувство юмора, а, может, просто так повезло: его внешний вид полностью совпадал с внешностью одного из объектов достаточно популярного религиозного культа. Даже одежда и борода. Мы шли сквозь метель, и про себя я смеялся его словам. Не знаю, является ли это настолько уж необходимым - по крайней мере, лично я никогда не испытывал потребности, - но, в отличие от меня, он мог выражать свои мысли вслух. И он говорил, а я находил его слова в достаточной мере логичными. Он жаловался, как я могу понять теперь, но иногда и жалобы бывают интересны. Он говорил о людях, о нашей основной проблеме. Паразитный вид, волей мутаций и эволюции созданный в данном мире. Он говорил, что создать людей могли и наши враги, что лишь через них и могли действовать в пределах этого мира. Меня здесь не было тогда, я не знал точного ответа, но мне было интересно слушать его мнение. Иные говорили, что люди стали окном лишь волей случая, но я не верю в такие совпадения: сам шанс появления разумного вида в мире достаточно невелик. Но, к сожалению, я вынужден признать, что есть и такая возможность. Стечение обстоятельств. Совпадение. Люди плоти. Существа иного уровня. Если подумать, то, возникни они на нашем, то представляли бы прямую опасность, и тогда мы имели бы полное право уничтожить их с легким сердцем. Но мы не были уверены, никто не был. Мы лишь строили предположения. Мой партнер говорил, насколько стало бы проще, если бы мы просто уничтожили людей, он расписывал в красках все плюсы, и в его словах была истина. Я бы поддержал его, но оставался шанс ошибки. Если люди являются лишь стечением обстоятельств, то, уничтожив их, мы разрушим вселенную. Своими собственными руками. Я не знал никого, кто решился бы на действия, способные повлечь подобный финал. Мы все работали лишь на то, чтобы его избежать. Мы шли сквозь метель, а сквозь нас проходили люди. Они не видели нас, а я их рассматривал. Пустые взгляды потерявших бессмертие. Из-за окон. Люди были созданы - врагами или мирозданием - бессмертными, я знал это, как и многие из нас. Мыслящие и бессмертные. Зараженные хаосом, который и стал окном. Я входил в их разумы, я читал их, слушал их мысли, ходил рядом с ними. Бессловесное подневольное орудие, ставшее орудием лишь потому, что одной ногой касается нашего уровня. Они никогда не поверят и не смогут узнать, что кто-то управляет их мышлением, направляет их мысли, увеличивая энтропию. Это воздействие извне иссушает их. Будь они способны противостоять, их бессмертие не имело бы угроз. Зная, где и когда вмешаться, мы можем прекратить это, но возможных точек атаки слишком много. Их мессия - возможно, настоящий, что заставляет меня смеяться, - выводит меня на обзорную точку. Люди под нами корчатся от порывов метели, я чувствую, как снег залепляет им глаза. Быть может, я хотел бы чувствовать это собственной кожей, но, скорее всего, будь она у меня, я был бы не столь рад. Трава всегда зеленее по ту сторону. Мессия замолкает. Мой взгляд сливается с его глазами. Он смотрит на человека - женщину, закутанную в длинные одежды. Она остановилась посреди дороги. Остальные люди обходят ее, натыкаются на нее, но она продолжает стоять. Я слышу вскрик мессии: слишком медленно для спонтанного движения она начинает поворачиваться в нашу сторону. Мой взгляд встречается со сталью ее глаз, я вхожу в нее и вижу молочно-белую стену сплошного снегопада. Я вижу холм, но на нем - никого. Но я знаю, что кто-то есть там. Я знаю, что там стоят двое. Я должна их увидеть, и я смотрю. Я улавливаю странную мысль на задворках сознания: выхода нет. Я вижу тень... Вспышка. Мгновенно я падаю на землю, зарываясь удлиняющимися руками в сугробы. Конечности деформируются, я разворачиваюсь. Я бегу. Свет догоняет меня. Я слышу нечеловеческие голоса, они скрипят от боли, они вопят, в их жуткой какофонии я ощущаю, как пламя все же настигает меня... Выхода нет. Выхода нет. Выхода нет...
Я просыпаюсь от собственного сердцебиения с предсмертными криками неизвестных видов, замолкающими в моих ушах, понимая, что в реальности нет таких звуков.
1. Иногда случается такое, что утро приходит только под вечер; 2. Иногда случается, что ждать весны приходится несколько лет, а она наступает прямо за летом; 3. Иногда табу на радость служит лишь благим намерениям; 4. Иногда дорога в Ад выложена желтым кирпичем, а сам он сотворен из стекла; 5. Иногда люди могут ходить по зеркалам и открывать окна; 6. Иногда люди просто умирают; 7. Иногда, говоря человеку, что у него "все не так уж и плохо", мы плюем на его видение проблемы и обретаем врага; 8. Иногда самоубийцу можно спасти, лишь признав, что он прав; 9. Иногда люди боятся потерять одиночество больше, чем кого-либо еще, и их легко понять; 0. Иногда мы все кого-то любим...
Все песни о любви пусты. Однажды просто случается так, что струны рвутся сами на лютне, повешенной на стену. Однажды ты встречаешь человека, который просит описать ему цвета. Однажды ты встречаешь слепца, более зрячего, чем весь остальной мир. Однажды ты встречаешь человека, который показывает тебе, насколько пусты выражения: "мой парень" или "моя девушка". Человека, с которым ты был бы вне зависимости от того, какого он пола. Однажды ты встречаешь дальтоника, который не различает ни единого цвета, но твой любимый каким-то образом умудряется отличать от остальных. Однажды он просит тебя придумать любимый цвет ему и описать его. Однажды он рассказывает тебе твои мечты и рвет сны на части. Однажды тебе просто не хватит слов, чтобы объяснить или описать. Однажды вы склеиваете одиночество, разбитое на два осколка.
И однажды ты понимаешь, что больше нечего портить или терять, и легко и естественно рвешь свою жизнь на бинты.
Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру. Я умру.
1. Безусловный плюс образования в этой стране в том, что тебя заставляют усвоить знания, которые тебе реально пригодятся после ядерного апокалипсиса. Безусловный минус в том, что эти знания тебе реально пригодятся ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО после ядерного апокалипсиса.
2. Знаете, я полагаю, что одной из вещей, которых нам всем не хватает, является некий безличный человек, умеющей задавать правильные вопросы. И, соответственно, использующий периодически этот свой навык. Пожалуй, я сыграюсыграю:
В: Карта? О: Туз треф. В: Что ты хочешь сделать с ней? О: Сжечь. В: Ты владеешь временем года? О: Да. Весной, похороненной ледниковым периодом. В: Есть люди, которых ты способна убить своими руками? О: Есть люди, которых я способна оставить в живых. В: Ты готова опустить руки? О: Если игра не стоит свеч. В: Страх? О: Агорафобия. В: Это ведь не твой страх, так? О: Да. В: Ты вообще в курсе, что переписываешься сама с собой? О: Не думаю, что хотела бы об этом забыть. В: В твоем возрасте цветные сны - один из симптомов шизофрении. О: Считай, что я их коллекционирую. В: Это не нормально. Знаешь, иногда мне кажется, что ты, не пойми меня неправильно, хочешь быть сумасшедшей. О: Ты - голос в моей голове. Просто голос, задающий вопросы. У тебя нет личности. И ты уж точно не психолог, воображаемый или нет. В: Да ладно! И как это: знать, что голоса в голове более адекватны, чем ты? О: Что ж, по крайней мере, это вопрос. В: Почему ты так уверена, что именно я - "голос в голове"? Возможно ведь, что не существует в реальности именно тебя. В отличие от тебя, к слову, я не утверждаю, что я тебя выдумал. Просто твоя личность раскололась на части, запертые в твоей голове. Заметь, когда зеркало трескается, каждый образовавшийся кусок - тоже зеркало, хотя и непривычной формы. Может, я лишь один из этих осколков. Зеркало. Личность. Один из. А ты - лишь пустая рама, сохраняющая потерявшую всякий смысл и утерянную, по сути, навсегда форму. О: Ты только что обвинял меня в желании быть сумасшедшей, а теперь сам стимулируешь во мне данное желание. Не побоюсь запутаться, может ты хочешь, чтобы я хотела быть сумасшедшей? Не знаю, правда, зачем это тебе. В: Предлагаешь поменяться ролями? Отлично! Тебе есть, что у меня спрашивать? О: *вздох* Перестань. У нас одно сознание на двоих. Ты прекрасно знаешь все, что я знаю, и все, что я думаю. Наверное, в этом вся проблема. Мы вынуждены вести диалоги, но не можем как-то конкретно при этом относиться друг к другу. Ты можешь меня разозлить, но злиться при этом я буду исключительно на себя. В: Знаешь, нам бы не помешало как-то отделять, когда ты говоришь конкретно о себе, а когда - про нас всех. Точнее, да, это уже было сделано. Но ты пользуешься множественным числом не всегда к месту. Даже больше так: вспоминаешь о том, что ты не одна, и начинаешь везде заменять "я" на "мы", даже когда говорить исключительно про себя саму. Это дело привычки, если подумать, но привычку нужно вырабатывать. Больше осознанности в действиях. А не просто перещелкнуть тумблер с единственного числа на множественное. О: А вот скажи мне, то, что у нас единый эмоциональный фон, не считая единой информационной сферы, это что-нибудь должно значить? В: А я откуда знаю? Я ровно настолько же психолог, насколько и ты. Но, по-моему, на раздвоение (или раз-сколько-нас-там) личности это уже не очень похоже. Да и эмоции - это все-таки преимущественно гормональный фон, равно как и память напрямую привязана к физиологии, которая, смею напомнить, у нас одна. О: У нас есть общие друзья, общие враги и общая информация. Мы могли бы быть друзьями. В: Тебе самой это тоже не кажется смешным, так что прекращай. Друг у нас один, но есть, да. Враги... да, есть. Но мы слишком одно целое, чтобы как-то друг к другу относиться. У нас, блин, даже "Я" общее, мы только мыслим и накапливаем опыт на несколько фронтов. О: Глаза хамелеона. Движутся независимо друг от друга, так что фактически данное чешуйчатое имеет два независимых зрения. В: Да, хорошее сравнение. О: Скажи мне. Почему мне не удалось просто спроецировать некого безличного психиатра и пообщаться с ним, заставив задавать именно нужные мне вопросы? В: В такой ситуации люди обычно наделяют своих "воображаемых друзей" своей собственной личностью. Ну, ты, собственно, сделала абсолютно то же самое, вот только личность здесь не одна, так что диалог получился даже по-своему интересным. О: Почему я выкидываю в сеть этот поток сознания? В: А для чего это обычно делается? Свидетели? Воспоминания? Динамика схождения с ума? Я не утверждаю, что ты сошла с ума или сходишь, заметь. Но в данной ситуации скорее имеет смысл то, что ты сама про это думаешь, а ты думаешь о безумии, безусловно. Собственно, я не думаю, что кому-то будет хуже от этого. О: Разве что кто-нибудь сломает мозг, читая это. Ну, или мы будем выглядеть в определенной мере выпендривающимися. В: Странно, что это волнует кого-то, что прямо в эпиграфе объявил себя безумным. О: Это предупреждение. Знаешь, в духе: "Здесь водятся драконы". Никто не знает, что там, так почему бы там не быть, например, драконам? Это не значит, что я на самом деле безумна, схожу или "мечтаю" сойти с ума. Просто похоже. В: Я понял твою мотивацию, но вряд ли твое вступление может действительно кого-то подготовить к общению с клиентом психиатрических клиник. О: Я почему-то уверена, что рыцарь, забредший на не зарисованную на карте область, тоже бы неслабо удивился, встретившись там с реальным драконом. В: Хорошо, хорошо. Но почему же тогда ты тоже просто не напишешь: "Тут водятся драконы"? Или "Тут водится Макмерфи". О: Это слишком банально. Хотя последний вариант действительно забавен.
читать дальшеМеня рвет желудочным соком, я засыпаю, почти захлебнувшись содой.
Проснувшись, не чувствую половину лица, а зеркало сообщает мне о двух чудовищного размера фурункулах: на левой щеке и в правой глазнице. Я изуродована и деформирована, но почему-то все равно могу себя узнать. Надавливание - и из них лезет нечто длинное, гной или черви - я сбрасываю это под текущую воду в ванной, эта не та ситуация, в которой хочешь знать точно. Страшнее всего с тем фурункулом, что в глазнице: я боюсь, что может быть поврежден глаз. Но мучения позади, и отек спадает почти мгновенно, я умываюсь ледяной водой.
Своим собственным странным и больным образом это означает, что день начат.
Я иду туда, где моего брата видели в последний раз. Мне жаль, что видела не я. Возможно, это единственная возможная ситуация, в которой я могла бы сожалеть о том, что не я виновна в его гибели: тогда бы у меня была уверенность в том, что с ним. Но я не знаю. Где-то внутри я жалею и о том, что глаз остался невредимым: у древних было принято наносить себе шрамы в память о кровной мести. Но в большинстве случаев они знали, кому именно необходимо мстить.
Город завершается пустырем, и здесь меня уже ждут. Трое людей, и я жалею, что не помню их имен, но я потеряла навык запоминания имен слишком давно. Они дежурят на пустыре поочередно, ожидая меня и охраняя его от всех остальных, кто мог бы случайно сюда забрести. След должен оставаться чистым. Ни у меня, ни у них с собой нет вещей, но мы все знаем, что в любой момент можем двинуться в путь, хотя никто не может знать, когда он завершится и где будет пролегать.
Будучи осведомлены о моем безумии, все трое только молча кивают, а я киваю в ответ. Они расходятся, образуя треугольник вокруг точки, к которой направляюсь я. Убитая и измолотая солнцем горячая пыль потревожена в этом месте. Я запускаю в нее свои руки. Сегодня мне везет, хотя это сложно назвать везением: разгребая пыль, я обнаруживаю складной нож. Я помню, что нож принадлежит моему брату. У ножа недостает куска гарды, а лезвие отломлено у основания. Я вспоминаю, как сама отламывала лезвие, а он просил меня, если с ним что-то случится, позаботиться о том, чтобы осколок упокоился на дне моря.
Я хочу, чтобы меня преследовал его призрак, являлся ко мне наяву или во сне, но не могу нарушить слово.
Трое приближаются, разглядев блеск металла в моих руках. Это знак, они знают. Теперь я могу указать дорогу. Каждый из них идет со мной по своей воле и своим собственным мотивам, месть коснулась крыльями своей одержимости лишь меня. Я не спрашиваю, почему они идут.
Мы уходим от города.
Когда мы достаточно удаляемся, один из них выдает мне оружие: незнакомый мне вид многозарядного револьвера, но способ использования достаточно очевиден. Он знает, что совершает преступление, давая оружие безумной, но у нас нет выбора: слишком много врагов за каждым поворотом нашего пути. Они готовы рискнуть. Один смотрит с одобрением, второй слишком явно делает вид, что ничего не заметил.
В моем сознании провалы. Я не знаю, сколько мы идем, часы или дни: все сливается в одну безумную круговерть из покрытых песком камней прохладной пустыни и моих видений. Я трачу время на мысли о своем брате. Может, действительно именно я виновна в его смерти, хотя бы косвенным образом. Почему-то это должно меня успокоить, я просто знаю.
Мы дошли до границ пустыни и карабкаемся на скалы, где никто из нас раньше не был. Трое говорят за моей спиной, но я не понимаю смысла их слов. Слишком долго и слишком хорошим собеседником для меня были лишь собственные кошмары.
Скалы обрываются ущельем, я заглядываю на его дно. В нескольких десятках метров под моими ногами подножие отвесной скалы скрывается в водах прозрачного озера, поросшего ненюфарами каким-то неизвестным мне видом осоки с полуметровыми ядовито-розовыми цветами. На противоположном берегу озера я могу разглядеть странно одетых мужчин, сражающихся между собой, но их движения слишком выверены и точны, чтобы носить знамена истинной вражды. Я - свидетель тренировки или спортивного соревнования. Некоторые из них, закончив поединки, кланяются друг другу и, не сбрасывая одежд, бросаются в воды озера. Откуда-то со стороны скал появляется еще одна крупная группа людей обоего пола, но в уже других одеждах, некоторые из них держат в руках крупные цветы. Они ставят шатры на пустеющем берегу и присоединяются к общему купанию.
Трое наблюдают из-за моего плеча: я слишком близко подошла к обрыву.
- По крайней мере, они хотя бы люди, - улавливаю я обрывок фразы одного из них, и моя память оживает.
Мы шли дольше, чем я считала: мы ночевали в пустыне, мы сражались. Теперь я знаю, что обойма моего револьвера почти пуста, что лишь чудом все мы живыми зашли так далеко. Я знаю, что трое теперь обладают информацией, которой нет у меня, но даже если мне ее дадут - я не смогу ее понять и запомнить. Они обсуждают ее между собой, осознают, переваривают и анализируют, а мы с местью ведем их дальше, бессознательным компасом указывая дорогу.
- Они могли бы нам помочь, - говорят за моей спиной.
- Как ты с ними объяснишься? Мы их только напугаем, а никто из нас не знает их языка...
Я слушаю их, но смотрю вниз. Люди явно веселятся, некоторые разбредаются по шатрам.
Одна из женщин в водах озера заметила меня. Она машет рукой. Несколько минут я не могу поверить в то, что знак подается именно мне, но она слишком явно смотрит наверх. Она выпускает из рук цветок, он застывает на поверхности, а женщина смотрит на меня с вызовом.
Под протестующие крики за спиной я прыгаю с обрыва в воду, мое тело само группируется рыбкой, и я выныриваю лишь в паре метров от женщины, почти не подняв брызг. Никто вокруг не обращает на меня внимания. У женщины черные волосы чуть ниже плеч, намокшие и прилипшие к спине, на ее лице веснушки, а в изумрудных глазах отсвечивают блики озерной воды. Под лучом ее улыбки я протягиваю руку и подбираю цветок. Она берет меня за вторую руку и выводит меня из воды. Она на половину головы ниже меня.
Не говоря ни слова, она ведет меня в шатер. Здесь, скрытые ото всех в полумраке драпировок, некоторое время я и она принадлежим только друг другу.
После - мы просто лежим рядом. Прикоснувшись к ней, теперь я многое знаю. Я знаю, что этот праздник на озере - подобие борделя, куда приходят за сексом без обязательств. Тот, кто держит в руках цветок, выбирает партнера, который в праве ответить согласием или отказом, хотя последнее случается редко. Я знаю, что сбоку от берега есть пещера, которая ведет в ее город. Я могла бы узнать ее имя, но никогда не смогу его запомнить. Я смотрю на нее, а она с улыбкой заглядывает в мои глаза. В ее взгляде я ловлю глубокое понимание. Она знает то, что мне удалось узнать, как и знает о моем безумии.
Она наклоняется к моему уху и произносит несколько шипящих слов, в которых нет никакого смысла, но теперь я знаю, как звучит ее голос. И теперь я знаю ее язык. Я спрашиваю, уйдет ли она теперь, но она лишь качает головой. Она должна уйти сейчас, но ее цветок останется качаться покинутым на водах озера, пока его не прибьет к берегу. Она говорит, что мы встретимся позже.
В городе нам выдают ночлег и возможность передышки. Трое удивлены, но не задают вопросов, зная, что я не смогу на них ответить. Квартира в высоту больше, чем по площади, в ней две смежных комнаты, разделенных раздвижной стеной, голые бетонные стены, но мягкие ковры на полу. В окне - мутное стекло, но я знаю, что находимся мы достаточно высоко от земли. Окно нельзя открыть, но проблем с вентиляцией нет.
Мои спутники общаются между собой, когда открывается дверь, и она, сдержав свое слово, приходит к нам. Я знаю, что они ей не доверяют, они видят ее в первый раз, но хватает того, что я доверяю ей. Она приносит в пакетах какую-то еду: что-то из растений и водорослей, спрессованных в форме маленьких лапок. Их город - утопия, здесь нет жестокости, хотя они и тренируются в борьбе. Здесь не едят животных, а форма водорослей - лишь своеобразная шутка.
В их городе принято так, что женщины живут под одной крышей с мужчинами, но дневное время проводят порознь, и она уводит меня...
Я боюсь, что она втягивает меня в рутину комфорта и личных отношений.
Я боюсь, не помешает ли это моей мести.
Она слишком стремится стать смыслом моей жизни, а я так и не дошла до моря.
Иногда женщина с расслоением личности имеет право уйти из дома в метель с зажигалкой, сигаретой, несколькими листами бумаги и искусственным цветком, а вернуться спустя час с замерзшими руками, пропахшая костром и с одной только зажигалкой в руках. И в таких случаях женщине не принято задавать вопросы.